Профессор кивнул.
— Прекрасно. А что мы вспомнили о Сен-Адер?
— Вспомнил? — В глазах Дэвиса застыло неподдельное — изумление.
— Ну конечно. Переходите с подсознательного уровня на обычный. — Томас указал на магнитофон. — Желательно, чтобы вы изложили ваши воспоминания на более, распространенном языке, к примеру английском.
— Хватит, Том, — поморщился профессор и вдруг улыбнулся, — А то заговорю на языке с большим словарным запасом.
— Не надо, доктор. — остановил его Арчер. — У нас, слишком мало времени для шуток.
— Согласен. Мне касается, вас очень интересует, по-чему пансион в Сен-Адере называется «Черная Эльза».
— Вы читаете мои мысли, — живо отозвался Арчер. — Особенно. что значит «черная»?
— Очень просто и никакой мистики — насколько я сейчас помню, в холле этого бельгийского отеля стаяла сосновая статуя, статуя обнаженной женщины.
— Ага! Ну наконец. — Арчер удовлетворенно затянулся. — А как она выглядела?
— Как? Легко сказать. — Профессор подумал. — Высотою, наверное, около четырех футов и семи дюймов, на круглом мраморном постаменте. По манере работы — раннее Возрождение. Слушайте, я опять ничего не понимаю, — закончил он растерянно. — Она же слишком большая.
— Все поймете, немного терпения, док. Меня интересует цвет — это самое важное.
— Цвет? Но я же сказал — черное дерево, — недоуменно ответил профессор.
— Да нет же. — Томас досадливо поморщился. — Постамент из мрамора, он был белый?
— Белый, да. Э, вы явно уходите в сторону — мы говорим о статуе, а не о том, на чем она стояла в пятьдесят седьмом.
— Нет, позвольте. Цвет статуи и постамента — вот наша отправная точка, которой мне так недоставало! — Томас в возбуждении сломал сигарету. — В рукописи об этом не говорилось, что меня здорово смущало. А теперь… Черное и белое, разве вам это ни о чем не напоминает?
— О многом, да — опять это навязчивое сочетание мрака и света. Но разделить вашу бурную радость я не могу — я стал суеверен, как средневековый монах. И так же глуп.
— Не скажите! Вся игра вокруг Хеллингтона — лишь последствие деяний трех бедных братьев-бенидиктинцев из Дальцигского аббатства. Но каков мотив! Ей-богу, просто в голове не укладывается! — Арчер в волнении зашагал по каюте, дымя, как паровоз, новой сигаретой.
— Не хотите поделиться своими открытиями, Том?
— Поделюсь. Что еще с вами делать? Но мы должны завершить семисотлетнее дело красиво… Вот она, загадочная фигура! Да, а что вы не можете понять?
— Не позабыли ли вы в эйфории собственных открытий про комментарии Шрайдера? — прищурился Дэвис.
— А, ящик отца Марка, епископа, так? Конечно, Шрайдер писал, что длина сторон его не могла превышать и полутора футов. Это вы имеете в виду?
— Ну да — статую в него не спрячешь. И как вы сможете объяснить это маленькое противоречие?
— Светает, док. — Арчер высунул голову в иллюминатор и закричал: — Эй, вы, лохматые гении тьмы! Я еще покараю вас, я, Томас Арчер!
— Да, Том, вы правы — в ком нет гордыни, так это в вас, — заметил профессор.
— Что делать — надо иногда выпускать пар, все мы не без греха. А теперь смотрите: Шрайдер писал про объем ящика — полтора кубических фута. Это он знал. Остальное — его домыслы. Кто ему сказал, что ящик был в форме куба? Да никто. А если нет? — Томас быстро посчитал на листке. — Вот, пожалуйста. Если принять за основание ящика квадрат со сторонами по двадцать сантиметров, то при том же объеме высота его будет 1,6 метра. Как, годится такой саркофаг для вашей черной подружки?
— Убедили, И я не спорю. Но все остальное?
Арчер, казалось, не слышал профессора:
— Объем, Шрайдер знал объем. Странно, эта мера применяется к сосудам… Жидкость в ящике? Нет, ерунда… Хм, непонятно… — Томас очнулся. — Извините. Вы спрашивали про остальное? Его не так уж и много. Вы не понимаете, почему и в Сен-Адере опять повторяется сочетание черного и белого, двух противоположных стихий, так?
Профессор кивнул.
— Дело в том, доктор, что это сочетание — наверняка чисто случайное.
— спасибо за разъяснение, Томас. — Профессор покачал головой. — Да, к вас определенно свои, и весьма специфические, методы расследования.
— Я их расшифрую на данном примере. Статуя в Сен-Адере была подлинная, не подделка под старину?
— Кажется подлинная. Да, конечно. — Профессор что-то вспомнил. — Самое позднее — середина пятнадцатого века. Но что с того?
— многое, доктор, очень многое. Именно эта композиция, черная Эльза на белом мраморе, и дала толчок к развитию известных событий с использованием нашим злым гением магических свойств двух стихий — мрака и света.
Магических свойств? Не хотите ли этим сказать…
— Что знание человеческой психики — весьма опасное оружие в руках мерзавца с изощренным умом. Кто из нас не боится тьмы, буде откровенны? А как мы, бедные, тянемся к свету? О солнце, сколько людей сожжено во имя твоего ослепительного блеска! — Арчер сел, отхлебнул пива прямо из банки, усмехнулся. — Что-то меня понесло в патетику. Так вот, все происшедшее с 1936 года, включая странные смерти в новолуние и феномен столь любезной вашему сердцу картины, — деяние одних и тех же рук, доктор.
— Одних, вы уверены? Не многих?
— А на что помощники? Я неточно выразился, вы правы, — у нашего спрута хватает щупалец. Да… — Банка покатилась по столу и замерла на краю. — Видите, оболочка, и без единой царапины. Так и наш гений нашел ключик к той скважине, через которую он пьет чужую жизнь, будь он проклят, паук!