— Угу.
— Еще один не совсем деликатный вопрос…
Профессор усмехнулся.
— Милый Арчер, ну зачем вам работать ассистентом у физика? Вы же готовый помощник прокурора. Да, вопрос… Я весь внимание.
Арчер потушил сигарету.
— Вопрос такой. Что могло бы произойти, если бы после смерти отца вы остались с леди Эдсон здесь, в замке?
Дэвис засмеялся.
— Да ничего, Томас. Вам уже начали мерещиться отравления, склепы и тайные подземелья с бездонными колодцами. Впрочем, я вас понимаю. Но разве я не говорил, что отношения с мачехой у нас наладились? Одно могу сказать наверняка: я все равно бы уехал из Хеллингтона, тем более этот скандал с завещанием…
— Вот вам и объяснение таинственного исчезновения.
— Какое же, интересно?
— Ваш отец был умный и весьма дальновидный человек, сэр!
СПУСТЯ ДВА ДНЯ, около трех часов пополудни, профессор Дэвис спрашивал своего ассистента свистящим шепотом:
— Слушайте, Арчер, соотношение амплитуд на выходе было рассчитано вами?
— Да, пять и семь десятых.
Лицо профессора стало наливаться краской, что было особенно заметно по причине белого халата, надетою поверх костюма.
— Прекрасно. Просто замечательно. Нет, это невероятно! — Голос сорвался на крик.
Люди, находящиеся в зале компьютерного центра университета, стали оборачиваться на шум. Дэвис не обращал внимания.
— Нет, вы посмотрите! Я сутки не отхожу от компьютера, у меня давно глаза алкоголика, а этот субъект издевается надо мной самым натуральным образом!
— Полегче, Джо, — сказал подошедший О'Нэйл, — Не бей ниже пояса. С каких пор ты стал работать с субъектами?
— Да, — мгновенно сник профессор. — Простите меня Томас. Я оскорбил вас.
— Как у него все просто, — прошептал стоящий поодаль Дейв Маккарен, историк. — А надо бы потребовать сатисфакции. Словно опровергая его слова, Арчер сказал миролюбиво:
— Ерунда, док, я знаю ваш характер. Но в чем дело?
— Дело в том, что соотношение не должно превышать трех. О чем вы думали, составляя алгоритм? — начал распаляться Дэвис. — Наверняка копались в той ахинее, что я вам наговорил позавчера? Развивали умение мыслить логически? А вот и ваш учитель? Скажите Ральф, всегда ли логика — двигатель прогресса?
— Ни в коем случае, — ответил профессор Беннет. — Все зависит от конкретных обстоятельств, друзья мои.
— Вы слышали? Ну так вот, Шесть лет моего ангельского терпения подошли к концу. Или вы немедленно переделываете все, что я напортачил по вашей вине, или…
— Успокойтесь, дорогой Дэвис. Предлагаю третий вариант: выкурить трубку мира. Уверен, что Томас сделает все как надо. Хотите сигару? — предложил Беннет.
— Благодарю. Я предпочел бы сигарету. Вы не одолжите мне одну, Арчер?
В курительной Дэвис спросил ассистента:
— Говорите начистоту, что мешает вам работать? И не лгите — правда и ничего, кроме правды.
Арчер замялся.
— Док, вроде бы и не время поднимать этот вопрос сейчас, в заключительный период испытаний… Видите ли, у меня появилось чувство, что все обстоит не так.
— Превосходное объяснение.
— Да, объясниться мне очень трудно. Что вы скажете насчет того, что газета, та, со скандальным заголовком, уже успела пожелтеть, а замок слишком средневековый?
— Полнейший кретинизм!
— Так я и думал, — покачал головой Томас. — Знаете, чувство мое настолько назойливо-неприятное, что я хотел бы попросить вас…
— Посетить Хеллингтон еще раз. А работа! Или она нас больше не интересует? И что, в конце концов, я там позабыл?
— Вы позабыли показать мне письмо, которое пол-учила леди Эдсон, и. наверное, еще кое-что.
— К дьяволу, все! Позвоните миссис Липтон, Что мы не вернемся к ужину. Вперёд, мой мучитель!
Почтовая ошибка и ее последствия. История двух блудных братьев-бенедиктинцев. Затворники поневоле. Шутка первая, но не последняя. Ужас библиотеки.
— НА СЕЙ РАЗ НИКАКОЙ ЭКЗОТИКИ, — сказал Дэвис, щелкая выключателем.
Хрустальная люстра залила ярким светом пиршественную залу, уже знакомую Арчеру. Стены ее украшали гобелены и картины, расходящиеся в обе стороны от огромного тусклого зеркала, — в основном фамильные портреты разных времен и эпох. Бородатые мужчины, в собольих мехах, с массивными золотыми цепями на груди, обменивались взглядами с чопорными дамами в черном, бледность лиц которых оттеняли белоснежные брыжи. Суровые и властные взоры, под-жатые высокомерно губы — казалось, со всех стен ни-сходит волна недовольства от бесцеремонного вторжения суматошных людей двадцатого столетия в вековые тайны старинного рода.
— Садитесь, Пинкертон, садитесь, — буркнул профессор, указывая на кресло около журнального столика розового мрамора. — Так вот, письмо, — сказал он, расставляя бутылки на столике. — Письмо получил я.
— Вы? — изумленно спросил Арчер.
— Ну да. Произошла почтовая ошибка. Хотя письмо было адресовано фрау Эдсон, оно пришло в Бултон, ну и оказалось в моем почтовом ящике, а не здесь. — Профессор пригубил бокал. — Тут я должен сказать, что поступил не очень честно — я его вскрыл и прочитал. Но после истории с завещанием старуха крепко сидела у меня в печенках. И вдруг ей приходит письмо из Мюнхена, от какого-то доктора Шрайдера. И на немецком языке! Старуха ни разу не говорила мне, что знает немецкий. Да его и необязательно знать нашим лордам. Когда я прочитал письмо, то через своих немецких коллег навел справки: кто такой этот Шрайдер, если таковой вообще живет в Мюнхене. Мой друг, доктор Остеркампф, — вы с ним знакомы, — сообщил мне, что профессор Отто Шрайдер — довольно известный историк, действительно проживающий в Мюнхене.