1. Элис Эдсон находит в его лице сообщника по устранению Джима Дэвиса, своего супруга, и через третье лицо переводит деньги фонда на счет Леонарда Уингза.
2. Хозяину становится каким-то образом об этом известно, и он активизирует действия по двум направлениям:
а) Через своего человека в клинике пытается подо-рвать психическое состояние Джона Дэвиса (намеренно неправильный курс лечения) с целью сорвать планы Элис Эдсон в отношении последнего.
б) Готовится с помощью Нормана к намеченной ликвидации Элис Эдсон (в это же время, очевидно, разрабатывает технологию убийства)».
— Жутковато звучит, хотя я и оставил эмоции в стороне, — заметил Арчер.
— Успокойтесь, что делать! Сколько лет прошло!
— Приступы страха не прошли, — прохрипел профессор. — «Свой человек в клинике» — сам Хаббард?! На-лейте мне виски, пожалуйста.
— Держите. — Арчер протянул стакан. — Так вот, Хаббард исключается, причем безусловно, — именно он передал мне лично всю информацию, правдивость которой неоднократно подтверждалась. Туз Пик не похож на человека, подпиливающего собственный сук. А вот куда запропастился почтенный онколог?
— Устранение, ликвидация… Но почему смерть моего отца отца вдруг встревожила Хозяина?
— Его интересы шли вразрез с интересами вашей мачехи и ее планами. Ему был выгоден ваш отец, ей- его смерть. А главное, ей были нужны вы, сэр Джон, вот в чем вся суть.
— Но курс лечения определил мне лично Хаббард, — возразил профессор.
— Он лишь подписывает бумажки — слишком богат, чтобы еще что-то помнить в медицине.
— «…Сорвать планы Элис Эдсон в отношении последнего», — Дэвис зачитал наброски Арчера. — Последний — это я. Какие у старухи могут быть планы! — закричал он. — Что за мотивы, которыми вы столь восторгались, говорите!
— А, вот мы и вернулись к рукописи аббатства! — воскликнул Томас.
— Свое мнение о ней я, кажется, высказал час назад, — сердито ответил профессор.
— Высказали, док. Но вы не находите никакой связи между письмом-угрозой, простите, про вашу ужасную смерть и созерцание камня и тем фактом, что летопись-ключ спокойно лежит себе в Хеллингтоне? А может быть, самоуверенное тщеславие соединяет эти два факта?
— Летопись оставили из тщеславия?
— Именно! Кое-кто очень высокого мнения о себе, очень. Смотрите, любуйтесь, вы, простецы, все равно никогда ничего не поймете. Это удел избранных, достойных бессмертия. И всяк посягнувший на тайну умрет от ужаса. Понятно?
— Откровенно говоря, не совсем.
— То-то и оно. — Арчер щелкнул зажигалкой, глубоко затянулся. — А не попробовать ли мне за оставшиеся сорок минут раскроить секрет летописи и ответить на главный вопрос: во имя чего? Или, как говорили древние, cui bono?
— Хватит загадок, Том. Что значит «во имя чего»? — спросил профессор.
— Во имя чего умерла от ужаса Элис Эдсон, во имя чего нас с вами загоняли, словно двух баранов, в зло-вещую библиотеку, во имя чего умер брат Симон…
Глаза у профессора заблестели. Томас заметил это.
— Да-да, звучит дико, но это факт, факт для меня бесспорный. Семидесятипятилетний старуха убирает всех на своем пути ради свадьбы с тридцатилетним красавчиком! — Арчер сделал паузу. — Пришла пора остановить этот безумный танец призраков н вакханалию хаоса.
Профессор, подавшись вперед, сказал звенящим голосом:
— Говори!
— Да, я скажу все. Обратитесь в слух и внемлите каждому слову — не дай Бог, если я ошибся в э т о м.
Томас начал свой рассказ:
— Надеюсь, вы хорошо помните содержание летописного отрывка? Прекрасно. Итак, летом 1321 года, скорее всего в середине июня, монастырская братия была изрядно напугана двумя событиями, какими именно — указал летописец. Возьму, однако, на себя смелость освежить вашу память. Чем были потрясены служители Господа в первый.? Сообщением одного из старейших братьев обители, Симона, о видении оным Сатаны, да еще чудным образом в двух ликах сразу. Что мы знаем об этом брате? Летописец косвенно сообщает, что Симон был неукротим в умерщвлении плоти во славу Спасителя. Другими словами, истово подавлял в себе все мирские инстинкты, которых же интуитивно и опасался. Молитвенный экстаз заменял ему естественные человеческие потребности. А Уильям, молодой послушник Уильям? У него, наоборот, была любимая, деревенская девушка по имени Эльза. Сопоставьте все это, и вы поймете, какого сатану в двух ликах видел старый страстотерпец. Да, доктор, он на-толкнулся на наших влюбленных в самый возвышенный интимный момент! И разум бедного брата помутился.
— Так просто? А как же содомия?
— Слушайте дальше, все станет на свои места. Уильям — был незаурядный человек: в самом начале четырнадцатого столетия в Германии, в глуши тогда, первым, пожалуй, воспел красоту женского тела. Да, он изваял из дерева обнаженную фигуру, фигуру своей возлюбленной, почти на век опередив Донателло! Статуя в Сен-Адере красивая, доктор?
— Если предположить что ее сделали еще тогда… Самое начало Возрождения. — Дэвис подумал. — Красивая, безусловно… Но для того времени… Слушайте, там стоит шедевр!
— Вот видите, двадцатилетний паренек — один из первых мастеров Возрождения, неизвестный сподвижник великого Джотто. Да… Мрачный средневековый закат, костры инквизиции, а он, будущий монах, жертвует собой во имя искусства и любви… При чем тут содомия, доктор! Вы помните, что епископу стало не по себе, когда он увидел изваяние, посетив келью Уильяма? Но чутье ему подсказало, что хотя это и страшная ересь и Уильям обречен, но статуэтку сохранить надо.